классическими, – да и после появления работ его последователей, – основные факты, события, параллели, составляющие ткань многовековых контактов, кажутся само собой разумеющимися. Можно взять с полки книгу и найти почти любую необходимую цитату. Да, некоторые их положения требуют переоценки. Но чему удивляться в столь бурную эпоху резких оценочных трансформаций? Основной же массив его трудов актуален. Потому что Шадури более всего ценил факты и первоисточники. Он обработал огромный массив архивных материалов, ввел в научный оборот множество неизвестных фактов, в частности, представил широкую картину взаимосвязей А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. С. Грибоедова, Л. Н. Толстого, поэтов-декабристов с грузинской общественностью, а также контакты А. Чавчавадзе, А. Церетели, И. Чавчавадзе, Я. Гогебашвили и других грузинских классиков с деятелями русской культуры. Эти труды комплексно представили процесс взаимосвязей двух культур.

Мне еще в качестве аспирантки довелось, благодаря его рекомендации, участвовать в научных симпозиумах высшего ранга в Москве и Петербурге (тогда Ленинграде) и быть свидетелем того, как высоко ценили Шадури ведущие филологи страны. Хотя в ту пору было принято доброжелательно принимать участников, приехавших из разных республик, негласное отношение вырисовывалось довольно четко. Во время многих докладов столичные мэтры выходили подышать воздухом и посидеть в буфете. На доклады Шадури возвращались и специально приходили все участники, ожидая, что будут представлены новые факты и материалы. Его книг и выступлений ждали ведущие филологи страны – от академика Д. С. Лихачева до петербургских пушкинистов и лермонтоведов.

Естественно, он также приводил цитаты из Ленина, но их уже никто не читал, это воспринималось как давно известный и необходимый зачин сказки. Он блестяще использовал тексты классиков для проведения своей линии. Можно привести пример из первого тома «Летописи дружбы» в связи с Ильей Чавчавадзе.

Во многих публицистических работах Чавчавадзе пишет о спасительной роли России для Грузии, о единстве веры двух народов. Но был и иной аспект в отношении к стране, в которой он провел лучшие годы юности. Чавчавадзе с огромным душевным зарядом радел о сохранении самобытности родной культуры и ее развитии. Он ясно видел, что политика российских чиновников не направлена на это. Шадури, составитель упомянутого двухтомника, одним из первых, насколько это было возможно, указал на двойственность отношения Чавчавадзе к современному ему культурному процессу в связи с политикой в Грузии. Отметим, что глава в первом томе называется «Две России, две Грузии».

Шадури родился в 1910 г., т. е. через три года после смерти Чавчавадзе, хотя казалось, что их разделяют эпохи. Он учился в Ленинградском университете и потом, будучи заведующим кафедрой русской литературы в ТГУ, основывался на петербургских традициях и методах литературоведческих исследований. Хотя конец 1920-х, естественно, был качественно иной эпохой, его можно отнести к новым «тергдалеулни» («испившие воду Терека» – грузинские «шестидесятники» XIX в.). Терек был его родной рекой – он происходил из горного Казбеги. Шадури юношей пришел пешком в стоптанной самодельной обуви в Тбилиси, а потом отправился за образованием в Ленинград. Разгружал вагоны на вокзале, работал грузчиком в порту. Он был мощным мохевским юношей, но из-за непривычных условий, тяжелого труда и питерского климата заболел, как и многие, туберкулезом, правда, потом вылечился. Так вот, Шадури, пожалуй, впервые на русском языке почти полностью опубликовал, включив его в книгу, письмо Чавчавадзе Евгению Львовичу Маркову (со ссылкой на первую публикацию, сделанную В. Имедадзе в 1957 г.).

Е. Л. Марков был автором «Очерков Кавказа», в которых есть строки, удивительно актуально звучащие сегодня, в тяжелый период отношений двух народов:

Мы, русские, дружески принявшие грузин в недра народа своего, не должны забывать, что мы не завоеватели, не победители их, что мы им равноправные братья, а не суровые господа. Мы не должны забывать, что грузины вступили в семью нашу для того, чтобы остаться самими собой, чтобы не быть поглощенными чуждым им племенем, чуждою верою, чуждыми обычаями. Поэтому все грузинское, все исторически приобретенное ими, все их народные святыни и все их народные свойства имеют право на такое же уважение, на такую же поддержку, как и все наше собственное, русское. Союз двух братьев заключается в дружественном пособничестве друг другу, в привязанности одного брата другому, а вовсе не в том, что личность одного приносится в жертву личности другого ‹…› Развитие грузинского языка, грузинской литературы, грузинской школы не только не может ослабить связей Грузии с Россией, но послужит сильнейшей и притом неизбежной подготовкой к ближайшему знакомству грузин с языком, литературой и школой России (цит. по: Летопись дружбы…, 1967, 130).

Тогда подобная публикация была достаточно смелой.

Еще гораздо труднее приходилось тем, кто работал над литературой XX в. На «передовой» оказался Игорь Семенович Богомолов. 15 лет я была научным сотрудником Музея дружбы народов Академии наук ГССР – существовало такое учреждение с удивительным сегодня названием, но в нем под знаком «дружбы» было сделано немало важных дел, в частности, именно Музей приобрел в 1980 г. архив Б. Пастернака за последние 15 лет его жизни и именно от Музея дружбы мы открыли замечательный Музей-квартиру Тициана Табидзе, в котором в живом контексте времени представлены экспонаты – подарки, а также письма С. Есенина, В. Маяковского, К. Марджанишвили, А. Белого, А. Ахматовой, А. Толстого, О. Туманяна, Н. Заболоцкого, П. Антокольского, Б. Пастернака.

С идеологией было связано все. На военную выставку в музей приходили почти все партийные работники, приезжавшие в Грузию из центра или республик, в том числе члены Политбюро ЦК партии, в частности, еще не в качестве генсека, а как член Политбюро на выставке был К. Черненко, начальник Госплана ЦК КПСС Н. Байбаков, секретари ЦК почти всех республик. Директор музея Теймураз Бадурашвили лично проводил им экскурсию, а потом выпрашивал средства на развитие музея. Кстати, за архив Б. Пастернака заплатили 40 тысяч рублей, это тогда были колоссальные деньги. Удалось открыть Музей-квартиру Т. Табидзе, Музей-квартиру азербайджанского писателя, жившего в Тбилиси, Мирзы Фатали Ахундова, Музей грузинской колонии в Москве на Большой Грузинской и др. И все это было на деньги, полученные от идеологов. То есть им говорили высокие партийные слова и то, как музей воспитывает молодежь в духе советского интернационализма, а в то же время, скажем, открывался Музей-квартира репрессированного Тициана Табидзе, проводились литературоведческие конференции, издавался том научных работ «Дружба» («მეგობრობა»). Сам директор музея до этого работал секретарем ЦК комсомола Грузии. Таковы были игры с идеологами.

Игорь Семенович Богомолов был руководителем отдела литературных взаимосвязей, членом Союза писателей СССР, создал свою школу. При этом он вынужден был не просто подчиняться идеологии, но участвовать во многих правительственных мероприятиях, Днях культуры и литературы, постоянно лавировать, занимаясь XX веком. Более свободен он в своих трудах о А. Пушкине, Я. Полонском, А. Грибоедове. (Все Дни культуры, где Богомолов был не только участником, но и организатором, проходили в 1980-х гг. Мы, его сотрудники, вместе с ним организовывали международные конференции в Киеве и Тбилиси, посвященные украино-грузинским литературным взаимосвязям (совместно с Институтом литературы Академии наук Украинской ССР – 1980 г., также в Киеве – Луцке в 1983 г.), Пушкинские дни совместно с ИРЛИ (Пушкинским Домом) в Тбилиси – 1987 г. и в Ленинграде – 1981 и 1982 гг., Международную конференцию, посвященную Илье Чавчавадзе, в Тбилиси – Телави в 1987 г.)

Благодаря своим широчайшим связям по всему СССР Богомолов стал по-своему новатором – никто так не представил общую картину связей грузинской литературы с литературами всех республик Союза, в первую очередь, конечно, с русской. Сложно допустить, чтобы кто-либо сегодня обладал такими знаниями о 15 литературах и их ведущих авторах. Естественно, картину нельзя назвать полной, потому что в ней были представлены признанные государством писатели и не были упомянуты те, кто впал в немилость. Но таковы реалии времени.

Музей дружбы